История повторяется…

Есть аналогии и у смерти Цезаря – которая случилась через год после введения ограничений для меняльных контор на процентный доход и выдачу кредитов: Цезаря убили богатейшие сенаторы, среди которых были крупнейшие банкиры – вывод напрашивается. Богатство римской олигархии было внушительно и по нашим временам: состояние Красса тянуло на 10 млрд. баксов, а Лепида – и того больше.

Сходство заставляет задуматься – не ждёт ли нас продолжение римских историй? Например, в 193 г. олигарх Дидий Юлиан купил императорский трон у преторианцев, пообещав каждому сумму порядка нынешних 150-200 тыс. долларов: тогдашние "чекисты" неплохо заработали.

Во время великой смуты III века некоторые "транснациональные корпорации" содержали частные армии – да такие, что они успешно воевали с имперским войском: так, александрийский торговец папирусом Фирм несколько лет сопротивлялся армии цезаря Аврелиана – судя по трендам у нынешних глобальных корпораций, что-то в этом роде не исключено в обозримом будущем. Каковы же причины такого развития событий – тогда и сейчас? Попробуем разобраться – и для начала изучим особенности современных денег.

Современные деньги

Вы принесли в банк 100 долларов. Банк откроет депозит и, сообразно требованиям ФРС о норме резервирования в 10%, выделит под него резерв в 10 баксов. Остальные 90 долларами он даст кредит, положит на депозит в другой банк или купит облигации. Кредитополучатель потратит деньги на приобретение оборудования, продавец которого получит эти 90 баксов и положит их в банк; продавец облигаций сделает то же – в любом случае 90 долларов снова будут размещены на банковских депозитах. Банки опять выделят в резервы под них 10% (9 баксов), а остальное пустят в работу. И т.д. – изначально имея 100 долларов наличных, банки создали "депозитных денег" 100*{1+(1-0.1)+(1-0.1)^2+...} = 100/{1-(1-0.1)} = 100*10 = 1000 долларов: это и есть "денежный мультипликатор".

На практике избыточные резервы снижают степень умножения денег, а всякие "квази-деньги" (которых в последние десятилетия развелось море) увеличивают её. Но в целом всё понятно: в банковской системе обращаются не деньги, а обязательства выплатить определённое количество денег в оговорённый срок – т.е. денежные деривативы (фьючерсы или опционы).

По сути банки создают "плечо" (leverage) – как у финансовых спекулянтов, которым брокер позволяет открыть позиции на большую сумму, чем лежит на счету. Такая система генерирует кучу добавочных "оборотных средств" в экономике – но валит финансовые активы и экономику при массовом предъявлении обязательств к исполнению.

Ведь если вы закроете счёт, унеся 100 долларов, то запустите "обратный мультипликатор" (deleverage): банк, чтоб дать вам денег, продаст облигации, их покупатель должен тоже что-то продать, дабы найти денег на покупку и т.д. – в итоге изъятие 100 баксов повлечёт снижение "депозитной массы" на 1000. Когда таких людей или фирм много (например, упали доходы – а обязательства нужно исполнять по-прежнему), "широкая денежная масса" резко валится, порождая банковский кризис ликвидности, крах рынков и дефляционный коллапс экономики. Вот история времён Тиберия – а также кризисы США в 1907 и 1929 годах и другие.

Этот механизм порождает взлёт "оборота": гиперпотребление, кредитный пузырь, спекуляции – так было и теперь. Отношение денежной массы М3 к денежной базе в США взлетало до 16.5 (рекорд) и рухнуло до 5.5 (антирекорд). Долг американцев (в пропорции с доходом) за четверть века удвоился – теперь его нормализация потребует массы времени. На пике годовой оборот глобального рынка акций составлял 50-100 трлн. долларов, валют – превышал 1 квадриллион, финансовых деривативов – достигал 5-6 квадриллионов. Объём внебиржевых деривативов вырос за 7 лет в 7 раз до 700 трлн. – мировой ВВП равен лишь 60-65 трлн.

Возникли производные инструменты второго и третьего порядка – деривативы на деривативы на деривативы! Что с ними делать сейчас, не ясно – мега-суммы этих "активов" мёртвым грузом висят на балансах. Весь оборот завязан на займы – и финансовый сектор собирает дань со всех и на всех стадиях процессов в экономике; поэтому и доля этого сектора в общей прибыли корпораций в США взлетела с обычных 10-30% до 35-75%. Причиной всего этого является современная идеология (скорее, даже религия) – либерализм.

Либеральная обезьяна

В науке есть раздел "Задачи оптимизации" – надо загнать в максимум или минимум целевую функцию при ряде ограничений на её аргументы. Возникают "двойственные задачи" – это когда прежние ограничения уходят в оптимизируемую функцию, а та превращается в ограничения: это не противоположность исходной проблеме, а её "выворачивание наизнанку" (кстати, и греческое "анти-" – тоже не столько "против", сколько "вместо").

Христианской традиции это известно (антипасха, антидор, антихрист) – есть даже поговорка, что дьявол есть "обезьяна Бога". Пользуясь ею, можно сказать, что либерализм есть обезьяна традиционализма: он двойствен последнему – традиционные цели становятся возможными средствами, а средства превращаются в императив, подлежащий оптимизации.

Традиционное общество устроено просто. Оно делится на сословия по мировосприятиям: "жрецы" (служат неотмирной истине – считанные доли процента населения), "граждане" (воины и все, кто жаждет общего блага – около 5%), "обыватели" (те, кто ищет частных благ); причисление человека к сословию накладывает ограничения на его образ жизни. Что резонно – в христианской традиции после грехопадения "всяк человек ложь", поэтому безбрежному произволу ставятся барьеры: кроме функциональных (сословных) есть профессиональные (корпоративные) и местные (локальные сообщества).

С другой стороны, в людях есть образ Божий, и человек имеет свободную волю, способную склониться к добру – посему человеку оставлено "пространство свободы" в частной жизни и дана защита слабым от произвола сильных. Цель жизни – служить Богу и ближним; ограничения даны нравственными нормами (в экономике образец – "крепкий домохозяин"); но они не входят в целевую функцию, ибо "жизнь человека не зависит от изобилия его имения".

В эру либерализма на авансцену выходит "обезьяна Бога". "Либерализм не имеет никакой иной цели, кроме как повышение материального благосостояния людей, и не касается их внутренних, духовных и метафизических потребностей. Он не обещает людям счастья и умиротворения, а лишь максимально полное удовлетворение тех желаний, которые могут быть осуществлены за счёт взаимодействия с предметами материального мира" (Л. фон Мизес, "Либерализм в классической традиции", Введение).

Прочее стало средством достижения этой цели – свобода, собственность, мир, которые считают "ценностями либерализма": Мизес пишет, что если б раб был эффективнее свободного, то стоило предпочесть рабство. В этом смысле марксизм – лишь иная версия либерализма: целевая функция та же, а средства другие – общественная собственность эффективнее частной на некотором этапе укрупнения производств.

Кстати, все формы либерализма реально отвергают свободу воли: её заменяет детерминизм – биологический, психологический или социальный: у либертарианца в человеке есть только физическое и психическое, а марксист изучает социум в целом (частный человек – деталь конструктора, которой следует "слиться с объективным трендом" и в этом найти удовольствие). В этом подходе возникает глобализм – чем крупнее общий рынок, тем выше степень разделения труда, а значит, производительность: целевая функция растёт! Такой глобализм его противники назвали мондиализмом.

Глобальная ложь

Мондиализм рушит естественное устройство общества. Уходят сословия, корпорации, местные общины и семьи – остаётся "рабочая сила", а мозаичный мир обывателя деградирует до унылой серости потребителя. Из мещан нельзя сделать граждан – это разные люди; но воинство включается в коммерцию, а обыватель загоняется в армию; и войны в новое время крайне жестоки, ведь мещанину доступен единственный способ воевать – "умри ты сегодня, а я завтра": числа жертв крупных средневековых битв сейчас перекрываются за минуты – а любая периферийная операция (вроде последней ливийской) оказывается куда более кровавой, чем вся Столетняя война. "Всеобщее-равное-прямое-тайное" избирательное право сделало из политики цирк – власти из кожи лезут вон, дабы понравиться потребителю: публичные верхи ведущих стран чем дальше, тем сильнее походят на клоунов.

"Профессиональные прогрессисты" изрыгают хулы жестокости старых времён – это ложь: так, историки оценивают число убитых испанской инквизицией в 3-5 тыс. человек за 353 года – а французские борцы за "свободу-равенство-братство" казнили столько людей каждые 2 дня; про их тутошних коллег и вспомнить страшно. Проклятая инквизиция в Испании, Италии и Португалии сожгла аж 99 ведьм – а добрые "гражданские власти" учиняют охоту на ведьм перманентно.

Свободное движение через границы товаров, денег и людей порождает терроризм – для борьбы с которым свобода частной жизни стесняется невиданным в традиции масштабом; это не помогает – согласно последним данным (R.A. Pape, J.K. Feldman. Cutting the Fuse: The Explosion of Global Suicide Terrorism and How to Stop It. University of Chicago Press, 2010), в 1980-2003 годах было 350 атак смертников, а в 2004-2009 – уже 1833 (при этом доля антиамериканских акций повысилась с 15% до 92%). За последние век-полтора уровень убийств (на 100 тыс. человек) в США вырос в 4-5 раз, в Британии и России – втрое; уровни самоубийств взлетели на порядок.

Вопреки либеральному треску, принципы гуманизма рождены не Всеобщей декларацией прав человека, а ещё римскими юристами II-III веков и через законы Юстиниана (VI век) вошли в обычай. "По естественному праву все рождаются свободными" (Ульпиан). "Гражданский разум может ущемить гражданские, но не естественные права" (Гай). "Свобода – естественная возможность каждого делать то, что он хочет, если он не прибегает к насилию и не нарушает закон" (Флорентин). "Никто не должен терпеть наказание за мысли" (Ульпиан). "Нельзя изобличить иначе, как письменными документами или с помощью свидетелей" (Павел). "В сомнительных случаях всегда предпочтительны более мягкие решения" (Гай). "Домашние не должны привлекаться в качестве свидетелей" (Ульпиан). "Отцовское преступление или наказание – никоим образом не пятно на репутации сына" (Каллистрат). "Нельзя дважды наказывать за одно и то же" (Гай).

"Никто не должен изгоняться из своего дома" (Павел). "Новобранцев следует щадить" (Модестин). "Защищаться силой от насилия позволяют все законы и все права" (Павел).

В долгосрочном плане мондиализм подрывает свою же целевую функцию. Модель Рамсея и нобелевский лауреат Эдмунд Фелпс родили "золотое правило": для максимизации совокупного потребления следует поддерживать норму чистых инвестиций равной норме прибыли на капитал. Если инвестиций больше, то мощности становятся выше спроса – приводя к дефляционному кризису перепроизводства; в противном случае они недостаточны для удовлетворения спроса – возникает инфляция и ряд негативных процессов (взлёт процентных ставок, кредитный коллапс), приводящих к спаду экономики.

Подобные принципы возникают и в других математических моделях – создавая философию "магистрали": надо не допускать чрезмерных уклонений от оптимальной траектории – для чего нужна контртрендовая политика государств (на спаде стимулировать спрос, на росте зажимать). Но у свободного рынка положительные обратные связи (богатые богатеют, бедные беднеют) – как следует из "задачи о безопасной игре", в которой в конкурентной борьбе "при прочих равных условиях" (фетиш либерализма) шансы на выигрыш пропорциональны начальному капиталу игроков. Поэтому при либерализации и дерегулировании система разбалансируется – и уходит от оставленной магистрали всё дальше; а затем наступает крах.

В США с 1980-х растёт доля богатых в общем доходе; нижние 80% сдуваются. Совокупный спрос падает: у богатых выше норма сбережений, поэтому при том же суммарном доходе чем большая его доля приходится на богачей, тем ниже итоговый спрос. Оно и видно: при кейнсианцах (1960/80) среднегодовой темп роста реального душевого ВВП США составлял 2.6%, а при неолибералах (1980/2000) он опустился до 2.0%. Это ещё скромно: в более бедных экономиках рост замедлился в 2-4 раза, а в 20% самых нищих – сменился падением; в Африке южнее Сахары прибавка в 36% сменилась сжатием на 15%; в Латинской Америке было +75%, стало +6%.

Резкий рост имущественного расслоения был везде; всюду замедлилось увеличение средней продолжительности жизни. Суммами от десятых долей до десятков процентов ВВП исчисляются ежегодные потери большинства стран от либерализации рынков в рамках ГАТТ и ВТО и соглашений по защите интеллектуальной собственности; резко выросли дисбалансы мировой торговли и суммы, замороженные в валютных резервах стран-экспортёров.

Итак, глобализация провалилась и в либеральной парадигме – зато взлетел вес глобальных корпораций и доход их топ-менеджеров; в Риме было то же – латифундисты, ставшие сильнее государства, его и сгубили. А что ждёт нас?

Что дальше?

Совокупный спрос падает, настало время расплаты. Она не так сурова благодаря бюджетным дефицитам – но и у этого средства ресурс почти исчерпан. Картину искажают статистические махинации, занижающие инфляцию на 3-5% (это всемирная методика – спасибо глобализации!); официоз утверждает, будто в реальном выражении зарплаты американцев на пике – на самом деле они с 2000 года пали на 23.5% до уровня 1960-х.

Снижение реальных зарплат в Британии (на 16.5% с пика 2002 года) худшее за 200 лет, с наполеоновских войн и континентальной блокады – то ли ещё будет! Кризис продлится ещё несколько лет – которые будут суровыми: ВВП ведущих стран с пиков упадут в полтора-два раза.

Все предыдущие разы выход из таких катаклизмов происходил с помощью расширения рынков и технологических прорывов – но сейчас рынки уже планетарные, т.е. расширяться некуда. К тому же масштабы потребления наталкиваются на ресурсные ограничения – в случае новой волны экспансии они встанут в полный рост.

Так что кризис будет затяжным, а выход из него – тяжёлым; в ближайшие годы мы увидим сильный откат в глобализации – единая мировая финансовая система разделится на сепаратные зоны; большинство стран вернётся к протекционизму; о либерализации и дерегулировании придётся забыть. В борьбе за власть, богатство и влияние олигархия способна пролить моря крови: процесс зашёл слишком далеко – а значит, нынешний век обещает стать очень и очень "весёлым".